НОВОСТИ В УЗБЕКИСТАНЕ
Уильям Томпсон.
Фото: Орифжон Хошимов / Gazeta
В конце ноября на полях инвестиционных форумов Центральной Азии и Евросоюза «Газета» поговорила с Уильямом Томпсоном, руководителем Евразийского отдела Организации экономического развития и сотрудничества (ОЭСР).
Недавно ОЭСР презентовала «дорожную карту» реформ в области устойчивой инвестиционной политики в Узбекистане.
Документ сочетает долгосрочное видение инвестиционного климата со списком конкретных шагов на ближайшие годы — от правовой и налоговой среды до ответственного бизнеса, «зелёной» и цифровой экономики. В центре внимания — не просто количественный приток инвестиций, а их качество, вклад в экономический рост и интеграцию страны в глобальные цепочки добавленной стоимости.Реклама на Gazeta
Обложка «дорожной карты» инвестиционной политики Узбекистана. Источник: ОЭСР
Проект был разработан в рамках сотрудничества ОЭСР, ЕС и Азиатского банка развития. Он основан на углублённой оценке политики и консультациях с правительством Узбекистана, частным сектором и международными партнерами.
В «дорожной карте» определены приоритеты реформ, в том числе повышение прозрачности, защита инвесторов и соответствие целям в области экологии и социальной сферы.
Корреспондент «Газеты» обсудила с Уильямом Томпсоном актуальность и имплементацию этого документа, а также внешние условия, в которых Узбекистан стремится стать наиболее привлекательным для инвесторов.
— Как вы считаете, почему именно сейчас Узбекистану нужна инвестиционная политика в виде отдельного документа?
— С 2017 года в стране идёт плотный поток реформ и формируется огромный корпус нового законодательства. Зачастую не только частным игрокам, но и самим чиновникам тяжело понять, что происходит. Ещё до пандемии один из министров говорил мне об отсутствии юридической предсказуемости. Он имел в виду, что в разных регионах страны один и тот же новый закон трактовали по-разному.
Поэтому, думаю, пришло время систематизировать правила игры и сделать их более стабильными. Это главный вызов любого процесса реформирования: бизнесу нужны не просто хорошие правила, а стабильные правила.
Несколько лет назад в Казахстане, а затем и в Узбекистане, мы предлагали доработать Предпринимательский кодекс, чтобы основные нормы были собраны в одном месте. Инвесторы и чиновники просто не успевают отслеживать количество поправок, например, в налоговое законодательство.
— Часто исследовательские документы международных институтов носят рекомендательный характер и в итоге остаются декларативными. Как вы считаете, что позволит этой «дорожной карте» ОЭСР воплотиться в жизнь?
— Здесь важно вот что. Подготовить декларацию — это куда проще и быстрее. Но мы создали эту «дорожную карту» именно ради конкретики. С нашей точки зрения, нельзя просто определить некие отдалённые цели. Нужно понимать, какие требуются шаги: краткосрочные, среднесрочные, долгосрочные. Кто будет за них отвечать, какие институты и ресурсы будут задействованы, какова будет система мониторинга?
Я работаю в регионе с 80-х годов и знаю: писать общие стратегии очень легко. Если бы производство стратегий было основным видом экономической деятельности, регион давно стал бы богатым. Но между общей стратегией и конкретными шагами есть промежуточный этап — детальная проработка. Именно это мы попытались предварительно сделать в «дорожной карте».
Конечно, любое правительство впоследствии вносит свои коррективы, но важно, чтобы оно определяло приоритеты, ответственные институты, ресурсы и систему мониторинга.
Причём мониторинг нужен не для того, чтобы «вызвать на ковёр» того или иного министра, а для корректировки курса. Это не просто дисциплинарная мера, а инструмент анализа: почему не удалось сделать задуманное, где возникли узкие места и барьеры? Возможно, сам план требует изменений. Сами по себе планы имеют не очень большое значение, а вот планирование как процесс с постоянной обратной связью — это принципиально важно.
— В документе говорится, что судебная система должна быть достаточно независима и способна рассматривать споры по технически сложным вопросам, например, в области интеллектуальной собственности. Расскажите подробнее, какой уровень независимости судебной системы необходим, чтобы страна выглядела привлекательной для инвесторов?
— Определить конкретный «уровень» сложно, но есть два принципиальных момента. Первый — очевидный: инвесторы должны быть уверены, что суды независимы от политического и административного вмешательства, что судья действительно принимает решения, исходя из закона.
Второй момент, о котором часто забывают, — компетенция. Нельзя предполагать, что судьи априори обладают специализированными знаниями. Даже очень компетентный судья с хорошим юридическим образованием может не обладать глубокими знаниями, например, в сфере интеллектуальной собственности или сложных инвестиционных споров.
Поэтому это важно для многих стран — важно развивать именно институциональные и профессиональные возможности судебной системы — в том числе в узкоспециализированных областях права.
— К слову о правовой системе. Казахстан гордится тем, что в рамках его международного финансового центра имплементировано английское право. Стоит ли Узбекистану перенимать этот опыт и должно ли английское право распространяться на какие-то отдельные территории, юрисдикции?
— Если и идти по этому пути, то только в качестве переходного этапа. Признаюсь, 10 лет назад я скептически относился к планам создания Астанинского центра. Однако сегодня инвесторы говорят, что это работает весьма неплохо.
Проблема в другом: не хотелось бы создать «остров» качественной юриспруденции в части страны, в то время как остальная система остаётся прежней.
Поэтому, во-первых, это действительно должно быть временным решением. Во-вторых, речь необязательно идёт именно об английском праве, хотя оно, безусловно, помогает. В-третьих, такие механизмы должны быть доступны не только крупным иностранным игрокам.
И, конечно, параллельно должна двигаться реформа всей судебной системы. Нужно развивать доступные и недорогие альтернативные механизмы разрешения споров, например арбитраж, чтобы суд оставался последней инстанцией. Эффективное внесудебное разрешение конфликтов — это огромная ценность для инвесторов.
Опыт Казахстана показывает, что такие структуры могут быть оправданы на первом этапе — примерно так же, как свободные экономические зоны. Но они должны быть встроены в более широкий план реформ. Иначе возникает риск создания отдельных «островов» с особыми правилами.
Я видел это 20 лет назад в другой стране: в особой экономической зоне игроки работали в том же секторе, что и компании вне зоны, но по совсем другим правилам. В итоге в соседнем городе стало невозможно найти работников из-за давления на зарплаты и налоговых льгот в СЭЗ.
Любое исключение — будь то особая судебная система или экономическая зона — оправдано только в том случае, если оно в итоге способствует развитию экономики и за пределами этой зоны. Речь должна идти не о привилегиях для «избранных», а о механизме, который со временем приносит пользу всем.
— Выходит, особые экономические зоны могут служить своего рода «пилотом» для «обкатки» реформ и их последующего масштабирования?
— Да, именно. Это хороший полигон, чтобы понять, как действуют реформы. Но при этом важно думать о связях между участниками внутри зоны и остальной экономикой. И, конечно, любые преференции — особенно налоговые — должны быть предельно прозрачны. В ОЭСР мы последовательно выступаем за акцент на бюджетные расходы, а не скрытые налоговые льготы.
— В «дорожной карте» вы рекомендуете ограничить скрытые преференции государственных компаний. Но у правительства могут быть причины этого не делать. Какие стимулы всё-таки могут подтолкнуть к отказу от таких преференций?
— Самый сильный стимул сегодня — это, безусловно, вступление во Всемирную торговую организацию. Членство в ВТО — это не только вопрос тарифов на экспорт. Оно оказывает огромное влияние на внутреннюю экономику через устранение нетарифных барьеров.
Пока экономика относительно закрыта, неэффективность госпредприятий и экономическая рента, которую получают отдельные игроки, — это неприятно, но не всегда критично. Проблемы начинаются при открытии рынка. Как правило, такие предприятия работают в секторе «неторгуемых» товаров и услуг (инфраструктура, энергетика), у них нет амбиций на экспорт и нет конкуренции. Но если этот сектор работает плохо, он тянет вниз «торгуемый» сектор.
Мы видели это, например, в Австралии в 1980-е годы. Там реформы начались с понимания того, кто платит за протекционизм и кто получает выгоды. В итоге стало ясно, что неэффективные госмонополии фактически мешают экспорту. Слабый неторгуемый сектор — это как отправить торгуемые сектора на забег в тяжёлых ботинках.
— Говоря о скрытых обязательствах: в проектах государственно-частного партнёрства (особенно в энергетике) государство часто даёт гарантии закупать ресурс по определённой цене на годы вперёд. Это существенная бюджетная нагрузка. Как управлять этими рисками?
— Самое главное здесь — это как раз чёткое и прозрачное объяснение условных бюджетных обязательств. Не только в Узбекистане — во всем мире мы видим это: ГЧП часто организуют по «неправильным» причинам — ради бюджетного удобства. Это возможность скрыть текущие затраты или переложить их на плечи будущих правительств.
Правильная логика ГЧП — это диверсификация знаний, источников финансирования, распределение рисков. Для этого необходим тщательный анализ рисков и их аккуратное распределение между государством и частным сектором. Особенно важно анализировать условные обязательства.
Такие оценки должны проводиться максимально независимыми структурами. Если государственное ведомство инициирует проект ГЧП, анализ рисков должен выполнять другой, независимый игрок.
Также нужно систематически учитывать «налоговые расходы». Приведу пример: если государство тратит 100 миллиардов на танки — это отражено в бюджете. Но если оно даёт налоговый вычет компании, поставляющей танки, — в статистике многих стран это не отражается как расход, хотя по сути это то же самое. В ОЭСР мы уже 20 лет убеждаем страны учитывать такие издержки системно.
— Как повлияет на инвестиционный климат вступление Узбекистана в ВТО?
— Я думаю, очень положительно. Во-первых, экономика станет более открытой. Во-вторых, дисциплины ВТО в сфере конкуренции и госзакупок создадут более понятную и предсказуемую среду для инвесторов.
Кроме того, инвестор будет понимать, что, построив завод в Узбекистане, он сможет легче экспортировать продукцию. И не только в Европу или США — интеграция внутри Центральной Азии крайне важна. По отдельности рынки стран региона невелики, но вместе это уже значимый рынок, особенно для таких отраслей, как машиностроение или агротехника.
— Узбекистан называют реформаторской экономикой, но многие спорят об устойчивости этих реформ. Что станет для инвесторов главным сигналом того, что реформы необратимы?
— Думаю, прежде всего — действия, а не слова. В Центральной Азии часто наблюдается разрыв между тем, что написано на бумаге (де-юре), и тем, что происходит в жизни (де-факто). Качественное исполнение уже существующих законов важнее, чем написание новых.
Вступление в ВТО наверняка тоже сыграет роль внешнего источника дисциплины. По мере развития экономики появляются группы интересов — компании, предприниматели, инвесторы, — которым выгодна устойчивость реформ.
Главная опасность, на мой взгляд, — не откат назад, а остановка процесса. Часто первые шаги реформ создают новых «победителей», которым выгодно остановиться на полпути. Они получают выгоду от полуреформированной ситуации, от искажения конкуренции и своих связей.
Мы видели это в России в 90-е: первые крупные состояния создавались на доступе к товарам по регулируемым ценам — нефти, металлам — для их последующей продажи по свободным. Состояние «на полпути» крайне выгодно отдельным игрокам, и именно этот риск нужно преодолевать, продолжая движение.
Поэтому регулирование должно не только быть качественным, но и постоянно адаптироваться, не застывая на полпути.
— Геополитическая ситуация сильно влияет на Центральную Азию, включая угрозы вторичных санкций, такие случаи есть в Кыргызстане и Таджикистане. Насколько это меняет общую картину?
— Безусловно, влияние есть, включая вопросы санкций. Но если смотреть в целом, картина в регионе остаётся достаточно позитивной. С 2017 года динамика в Центральной Азии в целом положительная: страны активнее открываются, усиливается региональное сотрудничество, лидеры встречаются чаще.
На фоне глобальной турбулентности у региона есть свои сильные стороны. Да, есть риски, но есть и устойчивые позитивные тенденции, которые делают Центральную Азию всё более интересной для инвесторов.
Беседовала Элина Сакаева.
